4 ноября 1812 года в семье грузинского князя Александра Чавчавадзе и его супруги Саломеи, урожденной княжны Орбелиани, родилась дочь. Её назвали Нино. Она была старшей из детей. Младших сестёр звали Екатерина и Софья, а брата – Давид. Её отец князь Александр Чавчавадзе – генерал-майор русской армии, крупнейший грузинский поэт и литератор, губернатор-наместник Нахичеванской и Эриванской областей создал в Тифлисе своеобразный культурный центр, куда входили представители светских кругов, военные и интеллигенция. Служивший в 1822 году в Тифлисе Грибоедов стал вхож в дом князя. На глазах Александра Сергеевича росла и воспитывалась старшая дочь Александра Чавчавадзе кареглазая Нино. Грибоедов, хорошо музицировавший и сам сочинявший музыку, стал обучать девочку игре на фортепиано. Однажды в шутку «дядя Сандро», как его называла Нино, умиленный прилежностью ученицы, сказал ей: «Если будешь и дальше так стараться, я на тебе женюсь». Кто же знал, что эти слова окажутся пророческими.
Современники свидетельствовали, что Нино была стройной, грациозной брюнеткой, с чрезвычайно приятными и правильными чертами лица, тёмно-карими глазами. Ей было только 15 лет, а её руки уже добивались многие достойные кавалеры. Офицер Николай Сенявин ужасно страдал от любви к этой скромной девушке и изливал душу в отчаянных письмах другу: «Цветок целого мира пленил меня, и в уснувших чувствах моих пробудилась наконец страсть, дотоле мною не знаемая. Ты не знаешь, я так влюблён, что готов пренебречь целым светом, дабы обладать Ангелом!». Жениться на очаровательной княжне собирался и немолодой генерал-лейтенант Василий Иловайский, однако и он получил отказ – Нина Чавчавадзе ждала своего единственного.
В 1828 году Александр Грибоедов, уже известный писатель, статский советник, посол России в Персии, приехал на несколько месяцев в Тифлис и, конечно, пришёл навестить своего давнего друга князя Александра Чавчавадзе. Его дочь Нину он помнил маленькой девочкой – когда-то он учил её музыке и французскому языку. Теперь же его встретила настоящая красавица, и Грибоедов был покорён ею с первой минуты. Увидев стройную девушку с тёмно-карими, как у трепетной лани, глазами, Александр просто лишился слов. Он и сам не мог объяснить, что произошло. Но позже попытался облечь эмоции в речь и в письме к другу признался: «…В этот день я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзе... всё на неё глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойства ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из-за стола, я взял её за руку и сказал ей по-французски: «Пойдёмте со мной, мне нужно что-то сказать вам». Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я усажу её за фортепьяно... мы... взошли в комнату, щёки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и всё живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал её...».
Нина тоже не смогла противостоять внезапно охватившему её чувству: «Как солнечным лучом обожгло!», – признавалась она потом подруге.
В тот же день влюблённые в письме к отцу Нины, который находился тогда в Эривани (Ереван), попросили его благословения, которое незамедлительно и получили. Состоялась помолвка. Несколько дней спустя Грибоедову пришлось отбыть к главнокомандующему. Вернувшись в начале августа в Тифлис, он слёг в постель – его била лихорадка. Нина не отлучалась от жениха ни на минуту, постоянно ухаживала за ним. А как только Грибоедову стало лучше, он заторопился со свадьбой. Бракосочетание состоялось 22 августа 1828 года в кафедральном Сионском соборе. Грибоедову было 33, Нино – 15 лет. Во время венчания лихорадка вновь начала трясти писателя, и он уронил обручальное кольцо, что посчитали дурным предзнаменованием. Но супруги в тот момент были счастливы и ни на что не обращали внимания. После венчания молодые отправились в имение князя Чавчавадзе в Цинандали. Александр Сергеевич называл любимую жену «Мадонной Мурильо», а она с восторгом и обожанием слушала, как её Сандро читал ей свои стихи и исполнял музыкальные пьесы. Однако долго наслаждаться семейным счастьем молодым было не суждено. Грибоедову нужно было возвращаться в Персию. Нина изъявила желание поехать с мужем.
Как-то перед отъездом супруги гуляли по окрестностям усадьбы, и Грибоедов вдруг сказал жене, показывая на гору Мтацминду: «Если что случится со мной, похорони останки мои вот здесь».
Нина в ответ воскликнула: «О нет, мой Александр, мы будем жить вечно… любовь наша не померкнет, как не померкнет твой поэтический дар». Таким образом они словно напророчили себе будущее.
Путешествие в Персию было утомительным: ночевать им приходилось в продуваемых ветром шатрах. Но счастливые влюблённые не замечали преград, радовались обществу друг друга, будто предчувствовали скорую разлуку. «Нинуша, моя жена, не жалуется, всем довольна... Полюбите мою Ниночку. Хотите её знать? В Эрмитаже… есть Богородица в виде пастушки Мурильо – вот она», – писал Грибоедов своей знакомой Варваре Миклашевич.
К тому времени, как супруги приехали в резиденцию Грибоедова в Тавризе, Нина была уже беременна. Беспокоясь о здоровье жены и будущего ребёнка, Грибоедов решил продолжать путь дальше один. Нино осталась в Тавризе, ему же оставалось лишь писать ей: «Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Потерпим еще несколько, ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда более не разлучаться».
Однако встретиться больше им не пришлось. В Тавризе Нино прожила несколько месяцев. В одном из редких писем из Тегерана Грибоедов посоветовал ей возвращаться в Тифлис, так как его миссия в Персии затягивалась и при содействии отца ей удалось благополучно вернуться в Грузию.Тоскуя по жене, Грибоедов написал в одном из последних писем: «Пиши мне чаще, мой ангел Ниноби. Весь твой. А. Г. 15 января 1829 года. Тегеран».Он не сообщал жене, что обстановка вокруг русской дипмиссии к тому времени была накалена до предела. Персия не хотела мириться с условиями Туркманчайского договора и 30 января 1829 года толпа исламских фанатиков напала на русское посольство в Тегеране. 37 русских дипломатов (уцелел только один) были зверски убиты, в том числе и Александр Грибоедов. Говорят, накануне, понимая, что гибель неминуема, он облачился в парадный мундир, проговорив: «Не в халате же умирать».
Но озверевшие фанаты не довольствовались только убийством, несколько дней они таскали тело ненавистного им Грибоедова по базарам, а затем бросили его в канаву. Не то что мундир, лица его никто не мог опознать. Грибоедова удалось идентифицировать только по простреленной на дуэли кисти.
Вернувшись в Тифлис, Нина жила в доме Ахвердовой, окружённая любовью и заботой. Он готовилась стать матерью, ничего не зная о гибели мужа. От Нины тщательно скрывали его смерть, никто не мог взять на себя смелость рассказать о трагедии в Тегеране. Но от Александра долго не было писем, и она предчувствовала недоброе. Однажды в гости к ней пришла приятельница и случайно обронила фразу насчёт её «вдовьей доли». Нина упала в обморок. А, узнав правду о гибели мужа, металась и рыдала. Её пытались утешить, но всё было тщетно. Ночью начались преждевременные роды. Родился мальчик, о котором так мечтали супруги. Его назвали Александром. Он прожил лишь несколько часов.
После потери мужа и сына Нина больше месяца лежала в горячке. Она не ела и всё время молчала. В эти траурные дни её навестил Александр Сергеевич Пушкин. Затем пришло письмо из Якутска от декабриста Бестужева-Марлинского. Это придало ей сил. Для любимого Сандро в Петербурге она заказала памятник, добилась разрешения поставить скульптуру в монастыре святого Давида. «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» – написала Нина на памятнике супруга.
Эту надпись Михаил Юрьевич Лермонтов назвал «поэмой в двух строках». В 1837-м он приехал в Тифлис и посетил Нину Александровну, которая, помня наказ мужа («подарить достойному человеку»), преподнесла ему в дар кинжал. В ту же ночь потрясённый поэт написал строки: «Лилейная рука тебя мне поднесла в знак памяти, в минуту расставанья…».
Невзгоды не оставляли дом Чавчавадзе. От несчастного случая погиб отец Нины. Летом 1857-го со стороны Персии в Тифлис вновь пришла беда. Это была азиатская холера. Движимая чувством внутреннего долга, Нина Александровна организовала отряд женщин-добровольцев и помогала тем, кто заболел. Она боролась за каждую жизнь. От холеры умерла мать. В 1857 году Нино, ухаживая за больными родственниками, заразилась холерой и умерла в родном Тифлисе в возрасте 45 лет.
Её последние слова были посвящены единственному возлюбленному: «Что только не перенесла твоя бедная Нина с той поры, как ты ушёл. Мы скоро свидимся, свидимся... и я расскажу тебе обо всём. И мы уже навеки будем вместе, вместе...». Уже в бреду Нина произнесла: «Меня… рядом с ним».
Их счастье было так скоротечно, так мимолётно. Но Нина Чавчавадзе вошла в историю как символ верности, свидетельство того, что великая любовь никогда не умирает…
Вместе с Грибоедовым они покоятся в тбилисском Пантеоне на горе Мтацминда, как и хотел сам поэт. Некрополь на горе Мтацминда был открыт в 1929 году к 100-летию со дня гибели Александра Сергеевича Грибоедова.
Надгробие венчает памятник в виде плачущей вдовы, а надпись на могильной плите является вечным свидетельством великой любви и верности Нины Грибоедовой: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»
Екатерина Тюшина